Les maraudeurs: L’ amour. La vie. La guerre.

[align:center][Занавес][/align]

Монетка, подброшенная в воздух, все еще специфическим звоном раздавалась в ушах.
Бронзовая монетка, очень маленькая, не важно какой стоимости.
На ее месте могла бы оказаться любая другая – и уж циферка, отгравированная на ней и пару слов датой, было бы последним, что [она] хотела бы о ней знать.
В первую очередь, важна была сама суть и та мелодия, которая настойчиво грозилась прекратиться сию же секунду, чего собственно еще не происходило.
Будь то динар, сантим, лит, крона, пенни, йена, копейка или другое – что из этого?
Она совершила уже несколько шикарных роскошных пируэтов в воздухе и разбавила все это восхитительным танцевальным па.
Стукнулась оземь.
Орел или решка?

Сегодня одевала куклу более тщательно. Сегодня же такой важный день! А главное, так давно она об этом сама мечтала, чтобы, наконец, найти предлог и достать бальную одежку: из мягкого атласа с рюшечками и кружевами.
Жаль, что макияж нельзя было аккуратно нанести масляными мазками: ведь фарфоровая кукла всегда выглядела превосходно. У нее не было столь досадных синяков под глазами от постоянного, оттого вечного, недосыпа; у нее никогда не появится досадные мелкие прыщики в самый неподходящий момент; а ресницы у нее длинные густые и объемные, так что ночами кажется, будто взгляд у нее холодный прехолодный! Глаза у нее всегда синие-синие, как сверкающие драгоценные сапфиры, а губы пухлые сладкие, уголки вздернуты слегка вверх в полу усмешке, а на щеках нежно-розовый румянец. Это застывшая красота, которой надобно всегда и везде восхищаться - перед ней должны преклонять колени, целовать в знак уважения прохладные фарфоровые руки, и никогда не влюбляться! Никогда! Такая очаровательность создана идеальным художником под сонным омутом вдохновения, под легкой дымкой алкогольного забвения, создана исключительно для того, чтобы перед ней благоговеть, изучать ее часами, ища в ней хоть малейшие движения отблесков солнечных зайчиков на полотне. Ее белая молочная кожа всегда поблескивала и лучилась от свежести и истинности, и в такие минуты становилось обидно и горько за [себя], что у нее (куклы!) и в жизни никогда не будет царапин, следов от горячих ожогов, а еще противных родимых пятен, веснушек… погодите, жизни же у нее тоже не будет?
Но это неважно. Сегодня ей предстоит целое черно-белое немое кино по мотивам приготовления к чрезвычайно важному событию. Сегодня мы вымоем ее, аккуратно причешем (может быть даже сделаем прическу или лучше снова оставим ее волосы беспорядочно струится по плечам и блестеть в разноцветных огнях фейерверка поздно вечером), а потом непременно оденем в самые дорогие платья, шали, хрустальные сказочные туфельки.
Смотри, Аннабель! ([Она] так называла свою любимую куклу. Эту куклу ей подарила мама на самый первый день рождения, а [она] с ней никогда не расстается, потому что расстаться с ней значило бы слишком многое – а, прежде всего, потерять иллюзии и смуглую ленивую нить чувств, а еще частичку оставшейся любви) Смотри! Ведь [нам с тобой] так нравятся мыльные пузыри! Я сегодня специально решила устроить для тебя океан мыльных удовольствий. Не ухмыляйся, дорогая, иначе здесь станет так холодно. А ты знаешь, что бывает с ними… [Она указывает на ванну, заполненную до краев белой пудрой переливающихся прозрачных шариков] при морозе? Они замерзают. Может, ты еще не слышала, милая, но воздух, который тайком собрался внутри такого смешного разноцветного пузыря, (глянь-ка! Это ведь твое лицо отражается на нем!) будет постепенно просачиваться наружу. В конце концов, произойдет неприятнейшее недоразумение. Он лопнет! Разрушится под собственной тяжестью веса. Рассыплется льдом по кафельной плитке и потом растает.
Ой! Тебя задело? [Ей] стало так нехорошо, гадко, противно. Ты только не злись, не сердись, пожалуйста, мы обязательно исправим это. Вот смотри… [Она берет булавочку и осторожно прикалывает слетевшую с плеч куклы легкую шаль] Как будто ничего не произошло, а ведь у нас еще столько дел! Столько дел! Посмотри на время, золушка. Скоро твой выход, все его ждут с нетерпением, а ты еще не готова. Но ты главное не волнуйся, тебе можно опоздать даже на собственную свадьбу, никто этого не заметит. Конечно, они могут сквернословить, ругать тебя и обижать скользким словом в твое отсутствие, но когда ты сожмешь по крепче свой маленький букетик – чего ты хочешь? Лилии? Розы? Красные гвоздики? – и взойдешь на дорожку, сыпанную ароматными лепестками цветов, ведущую к алтарю, все замолчат. Они потеряют дар речи при виде тебя, веришь? А знаешь, я бы хотела нарядить тебя к твоей же собственной свадьбе. Я бы даже отдала тебе свои золотые монетки, маски, баночки с гримом, парики – все! Твой принц обомлеет от твоего невероятного взгляда, а все остальные забудут обо всех гадостях, которые говорили. Ты заставишь их всех замолчать, правда?
Но время летит, словно неумолимое. [Ей горько отпускать ее одну на бал]. Послушай, сегодня мы позволим себе немного вульгарности и слабой доли пошлости в твоем облике, давай? Я возьму ножницы и обрежу твое платье: оно из огромного купола, к каким ты привыкла, (дорогая, очнись! Святость уже не в моде, век королей и придворных дам прошел!) и на тебе останется облегающее платье. Ты только не вздумай смущаться или краснеть, когда полные дикого первобытного желания и неумолимой страсти десятки джентльменов будут пожирать тебя глазами, приправляя все это сочной багровой вишней [Она их терпеть, не может] и хорошим глотком огненного виски.
Аннабель! Я не твоя фея-крестная, но можно мне предупредить тебя? Хочешь, не слушай меня, но подожди минутку, не беги стремглав к распахнутым перед тобой дверям, откуда уже доносятся восьмушки и паузы Моцарта, Штрауса, Огинского и других композиторов. [Ей так больно говорить эти слова]. На улице очень морозно и снег идет. Не простудись, родная, а то, что я буду без тебя делать? Поверь, там очень холодно, я даже нос сунуть боюсь за оконную раму, мое горячее дыхание расходится в клубах будто бы сигаретного дыма. Там свыше тридцати градусов. А ты ведь так любишь мыльные пузыри… [Почти на полу вдохе тихий убаюкивающий шепот]. Ты еще теплая, милая фарфоровая кукла. А ты никогда не тешила себя законами физики. Но они же не мужчины, чтобы падать навзничь пред тобой и в унисон страдать по твоему недоступному сердцу. В картинах Леонардо да Винчи нет смысла, как его ни ищи, нет сердца – оно принадлежит только художнику, скульптору, мастеру! А на бумаге – пастель серых тонов и оттенков красок. Слушай меня внимательно: ты ведь не хочешь казусов и ярких оранжевых (этот цвет тебе никогда не подходил) тыкв посреди залы? При таком морозе, милая, если мыльный пузырь нагревать, он замерзнет почти в идеальной сферической форме. Интересно, правда? [Застрявший комок в горле]. Но в чем беда? Он же охлаждается, уменьшаясь в объеме… (Стой! Ты уже идешь? А как же мой прощальный поцелуй в твой лоб и пожелание удачи и хорошо повеселиться?) Ты только помни, что в этом случае мыльный пузырь (твоя любимая игрушка и радостное восклицание: смотри, он переливается бриллиантами бликов!) может частично разрушиться, а форма его будет искажена. [Всхлип и замершее движение не объятия вслед].
Куда же ты, любовь моя? Постой, постой! Я так хотела на тебя полюбоваться, восхититься хоть раз! [Поздно, дверь за тобой уже захлопнулась, а здесь стало так темно и пусто].

Монетка, подброшенная в воздух, все еще специфическим звоном раздавалась в ушах.
[Она] ее подбросила на удачу, положившись на выбор своей любимой фарфоровой куклы, той самой, которую ей подарила мать на первое день рождение.
Бронзовая монетка, очень маленькая, не важно какой стоимости.
Она первая попалась мне в кармане моего поношенного неприметного пальтишко, поэтому ей выпал шанс – блеснуть фортуной.
Она совершила уже несколько шикарных роскошных пируэтов в воздухе и разбавила все это восхитительным танцевальным па.
Аннабель! У тебя ведь никогда не будет покусанных от волнения и излишних переживаний ногтей, и губы всегда будут идеально расплываться в улыбке, они не будет изорваны и порваны в мелких ранках, сочащейся из них кровью.
Она совершила уже несколько шикарных роскошных пируэтов в воздухе и разбавила все это восхитительным танцевальным па.
А я все смотрела, наблюдала, секундная стрелка замерзла в ожидании. Она когда-нибудь растает?..
Стукнулась оземь.
Орел или решка?
[Она] загадала решку, потому что… орел это так жестоко, ехидно, насмешливо, хищно.

Куда же ты, любовь моя? Постой, постой! Аннабель, милая, родная, любимая моя, вернись! Ты забыла меня! Меня!!
Не уходи! Вернись, вернись ко мне!
Я отдам тебе все свое сердце!
[С ним больно].
Вернись!
[Оно мне ни к чему].
Аннабель!
[Оставь пустые слезы].
Ты забыла свою душу!
[…а что это?].

[align:center]Занавес - отыграны все роли!
Занавес - без масок все герои!
Занавес - ослепли все прожектора!
Занавес - устала медь оркестра!
Занавес - окончена фиеста![/align]